1  2  3  4  5 

Стрижом в запотевшем стекле или голым углом Напомни, не дай умереть от случайного снега, Что я не закончил ни схемы, ни плана побега И смертный, и сильный, и с миром твоим не знаком. И кровью не кровельной жести платить - или плеть Меня одурачила?... Впрочем - на вере и страхе... И время не вышло отчаянно снега хотеть И раны зализывать верной смирительной плахе. И - вниз по Бутырскому, под гору! Дроби и зла Впустить в это сердце больное от боли и спеси. Куда бы не вынесла, только бы тройка спасла И только несла бы за эти столицы и веси. А черное дерево в поле и долгие сны Оставь для последней, не знающей стаи, весны. Коктебель Всё, впрочем, на месте - кораблик и кенар, и клеть Распахнута настежь, и зябнет осенняя просинь В расхристанной форточке. Можно еще улететь, Но все настроение - пить и ругать эту осень. И может быть завтра... Но снова поставит бобы На завтрак хозяйка, и морем далеким из рамы Оконной потянет, и вдоль побережья столбы За сиплым прибоем затянут почтовую драму О том, как песок собирая в промокший подол, Тяжелое море доходит до маленькой шхуны, Кормой зачерпнувшей земли, и на кухонный стол Ложатся под вечер тяжелые лунные руны. И ветер уже не кончается, где перепеть Зиме его - месяц не видно ни вьюги, ни снега. И все остается на месте - корабль и клеть, И кенар хозяйский, и глупая прелесть побега. Оного времени - ночь коротать, наблюдая, Как превращаются в лица и заросли стены, Как подымают последнюю летнюю стаю Старые греки на поиски новой Елены. Только ни порта, ни заводи - станции мимо. Соединяется с мертвыми спящее братство. Слепо придуманной, не приходящей любимой Это ль не время войти и со мной расквитаться. Ловкой медведицей-девочкой, жимолость меда С козьим смешав молоком, отогнать мои бредни, В запахе тела расплавив душистые соты, Петь до рассвета беззвучные гимны Деметре И зазывать ворожею со свадебным тортом. Я ль откажусь от соблазна ореховой пены С капелькой крови ворующей мужа Елены, С капелькой крови живой в этом царствии мертвом. Построим шар. Зануда и школяр За вермутом в студенческом буфете Твержу, бока сминая сигарете - Построим шар! Любовь, воздухоплаванье и лето - Ты любишь и клянешь меня за это. Но, Боже мой, какой же в этом шарм - Построить шар! Мне надо бы заплакать или петь Назло себе, отчаянно не веря, А я сижу на стуле как медведь - Дурная тень затравленного зверя... Мне надо бы поверить - все равно Все выправится, будет, но некстати Слепое солнце тычется в окно И нежит край заправленной кровати. Как за ретушью серых царапин по кружеву сквера, Где от снимка останется снег и надежда остаться, Где беги - не беги: оглянешься - маячит химера Догоняющей тени, и - не с кем, и - не кому сдаться… Это вьюга хватала тебя за подол в подворотнях, Это сам я, в ночном коридоре со свечкой плутая, Открывал тебе долго настолько, что рядом, на сходнях Кто-то охнул как будто, вспугнул осторожную стаю И тебя - чернотой оперенья и криком до крика, До такого испуга, до дрожи, до слез... Но услышу: - В этом темной подъезде как в склепе. Поверишь ли - дико Испугалась, что больше тебя никогда не увижу. Далеко ли до Кельна, и сколько, и все ли напасти - Добираться до места? - И - ночь, наплывает гроза... Никуда не уеду и все же шалею от власти Вдруг собраться, спросить, и спросонок ударит в глаза Станционное солнце, слепящее первым побегом, Перестук перегонов, в вагоне тепло и темно. И довольный пристанищем этим летящим и снегом, Математику жизни сведу к одному - всё равно! Но потом - оборвется - ни станции солнцу и лету Не останется, грянет декабрь, ворвется в тетрадь. И проснусь, и заплачу, и стану тебя целовать Торопливо, боясь не успеть - никуда не уеду... Теперь уже зима не кончится, и прежде, Чем испугаюсь сна, метели и теней. Покажется - кружа в печали неизбежной, Мы падаем на снег хрустящих простыней. И нет спасенья тем - из вереска и ситца - Влюбленным мотылькам, придуманным тобой. И ночь уже уснет, умрет, устанет сниться, Останется судьбой. Ни лета, ни лица, ни голоса не вспомнишь - Любимая, метель летит, касаясь век... Как холодно! Коснись ладони и - замерзнешь, И - снег. С платформы, под самую горку с крутого откоса, Туда, где маячит железнодорожной верстой Сторожка обходчика, где разночинная проза Сама сочиняется взятым на скорый постой. И воет ночами собака, и каждое утро Стоит в изголовье прохладный кувшин молока, И смерти не видно, и так же она далека, И так же она приближается каждое утро.

Copyright © Снежок 2000-2001